Песнику вичу - шта су то стихови - сербский Маяковский

[laurenziana]

В блоге-побратиме (хозяин которого и не подозревает, что у него есть посестрима  с блогом-коjи-нико-не-чита №2) увидела сербский перевод стихотворения Маяковского и не могла угадать, какого - такой уж я плохой знаток Маяковского. Подумала сначала на "Разговор с фининспектором о сущности поэзии", ибо на ту же тему, но уж слишком свободный перевод выходил. Пришлось переводить обратно и гуглить - и действительно, на ту же тему Маяковский писал уже в 1917 или 18 году, а сербский вариант очень близок к оригиналу, почти один в один. Потрясающе - вот что значит близкие языки.

Pesniku viču:

“Videli bismo te kraj tokarskog banka.

Šta su to stihovi?

Znamo tu priču!

A biće za rad -  petlja ti tanka.”

Možda

od zanimanja

svakog

za rad nas mnogo tog veže.

I ja sam fabrika.

Ako sam bez dimnjaka,

možda je

meni bez dimnjaka

još teže.

Znam -

niste ljubitelj praznih reči.

Da biste radili - sečete hrast.

A mi, zar drvo

ne umemo seći?

Obrađujemo hrašće glava svih nas.

Svakako -

ribarenje, časna stvar dođe.

Izvlačiti mrežu

kad puna kečiga bude.

Pesnički rad častan je takođe -

loviti ne ribe, nego žive ljude.

Ogroman rad je da se nad nakovnjem gori,

da se usija gvožđe pod rukom kovača.

No zašto

ko dangube neko da nas kori?

Mozgove turpijom jezika glačam.

Ko više - pesnik

il` tehničar –

tvori koristi?

Oba,

svako kako može.

Jer srca su takođe motori.

Duša je isto motor,samo složen.

Jednaki smo.

Drugovi u radničkoj masi.

Proleteri duha i tela.

Tek skupa ćemo

vasionu ukrasiti,

pustiti da marševima odjekuje cela.

Ogradićemo se od svake fraze.

Na posao! Nov i živ!

Nek ječi!

A u vodenice

poslaćemo

oratore razne,

dokoni, da vrte žrvnje vodom reči.

Не знаю, чем уж это стихотворение прельстило сербскую блогосферу (нашла страницу ссылок) - оно куда слабее "Разговора", основная тональность - мальчик из хорошей семьи поэт очень хочет, чтобы  старшие хулиганы пролетарии приняли его в свою компанию поиграть, и всячески с этой целью заискивает.
По-настоящему заинтересовала меня только библейская аллюзия, которая здесь есть - насколько М. ее осознавал (должен бы, Закон Божий в школьную программу входил как-никак), и если да, зачем воткнул? Мне она в контексте как стихотворения, так и исторического момента глаза колет. Из лени (пришло в голову, пусть будет), из желания совместить несовместимое в процессе сотворения новояза? Как бы то ни было, в "Разговоре" ничего подобного нет - всякие промышленные метафоры, которых и тут хватает, а библейского нема.